Замена объекта на друга

Когда-то давно (это так кажется, а на самом-то деле не очень) я воспринимала своё тело как объект.

Помню, как в разгар подростковой перестройки (происходившей сразу после перестройки политической) смотрю на себя в зеркало и думаю: ну ладно, голова — это я. А вот эти длинные руки-ноги, ОСТАЛЬНОЕ тело — это кто?

Меня никто не предупреждал, что жить в целом и принимать себя будет так трудно. Поэтому принятие остального тела, видимо, растянется на всю жизнь. И даже если кажется, что процесс этот принудительный и не особенно продуктивный, он важен. В нем вырабатывается какое-то бережное отношение к себе.

Мэри Оливер называет тело «soft animal» — нежным зверем. Её стихотворение — в самом конце поста. Десять лет назад я бы не поняла, о чем она говорит.

Когда-то между сегодняшним днем и подростковой перестройкой я всегда думала, что:

1) люди делятся на тех, кому везет с телами, и на тех, кому не везет (первые не поправляются, сколько бы ни ели, не болеют и выглядят уже хорошо, их тела не подводят хозяев и позволяют делать всё, что хозяину нужно — то есть даже не объекты, а рабы такие послушные)

сейчас я вижу, что каждому, кого я знаю, что-нибудь трудно принять в своем теле

2) я могу решить, что мне не нравится в моем теле, и существует способ это изменить (пластику я никогда не рассматривала, не люблю инвазивные вмешательства, но считала, что можно и так что-то придумать)

сейчас я знаю, что у каждого тела есть ограничения — и что это нормально

3) важно нравиться телом ближайшим людям (а в идеале — ещё и всем, кто меня случайно видит, потому что одобрение мне никогда не мешало, а я сама его себе не очень оказываю, как видно по предыдущему пункту)

сейчас я понимаю, что гораздо важнее прийти в состояние «я ок с тем, как я выгляжу сейчас»

4) всё, что для меня сомнительно в теле, можно спрятать, «правильно» одевшись (про полоски, визуально расширяющие, и прочую маскировку все читали)

сейчас я думаю, что прятки — это не то, во что мне хотелось бы играть, потому что в их корне — стыд

5) если у человека лучше ситуация с моими проблемными местами, я завидую, если хуже — чувствую превосходство (и это, думала я, МЕНЯ МОТИВИРУЕТ)

сейчас мне интереснее я, чем остальные

6) чем я худее, тем лучше (у меня от природы плотное телосложение, и лет с 14 до 25, то есть примерно десять лет я всегда втягивала живот, когда носила вещи в облипку)

сейчас я опираюсь на свою природу, а не на глянцевые журналы и прочую зафотошопленную рекламу

7) нужно заниматься спортом, иначе «разнесет» и не сможешь контролировать тело, вес и форму (вот тут как раз отношение как к объекту, причем строптивому и находящемуся в настроении подросткового бунта)

сейчас я смотрю на физическую активность как на то, что нужно телу — и не для достижения форм, а для здоровья

До того, как я пришла к «сейчас», со мной случились разные вещи.

В 2014-м случились Филиппины. На нашем острове были только фрукты — и то ограниченный выбор, за едой и к банкомату приходилось ездить на лодке и маршрутке (примерно два часа в одну сторону). Причем в купленных в супермаркете макаронах (итальянских, из муки грубого помола) легко могли оказаться жуки — как у нас в советское время.

Я предсказуемо питалась тем, что было под рукой — вареная картошка, фрукт саусэп размером с арбуз или сам арбуз. Такой формы я ещё не достигала — и мне казалось, что я наконец-то звонкая и прозрачная девчонка своей собственной мечты. Однако то, что со мной происходило, было голоданием (пусть и непрофильным, принудительным из-за инфраструктуры) — и по возвращении в Россию я отыгрывалась на свердловских булках и прочем. Мне снились булки. Я могла съесть три подряд. Такая лайт-версия блокадного ребенка.

В общем, я сделала спокойный вывод, что да, я могу достичь такой формы, чтобы не ненавидеть себя за превышение её — но исключительно если мне будет удобно голодать. И тут я начала понимать, что, кажется, я не хочу мучать того самого нежного зверя. И тут я начала понимать, что у меня от себя нереалистичные ожидания. Есть моё тело, с которым я родилась и живу — а есть обложки, фотографии в окнах салонов белья, актрисы, которые как раз голодают. И, кажется, я приложила к себе чужое лекало. Я начала приходить в себя.

В 2016-м случилась книжка по интуитивному питанию. Я поняла, как часто я заменяю что-то важное едой. Ещё после Индии я перестала есть говядину по этическим соображениям (коровы, которых мне довелось встретить, взглядом и поведением напоминали собак — и выпали из категории еды). Потихоньку и остальное мясо стало сложнее переваривать — чем меньше ешь мясо, тем реже оно удобно организму, там какие-то ферменты перестают образовываться. Я по-прежнему ем кое-какое мясо, но в таких объемах, что со мной 10 лет назад это сравнимо примерно 1 к 50. Стейк мне уже не осилить — да и, если честно, посоветовавшись с телом, я обменяла бы его на суп и салат.

Вместе с этими переменами я разрешила себе есть всё — по интуитивному питанию — чего мне хочется. Закупила чипсов и шоколадок, как предложено книгой. И, как книга и обещает, оказалось, что мне их либо не хочется совсем, либо хочется очень редко. Когда они под рукой и разрешены — перестает работать желание из сопротивления (не дают, значит, хочется). Вареная брокколи оказалась интереснее конфеты, если выбирать честно.

Правда, вместе с этим для меня увеличилась важность качества еды. Теперь я беру не количеством, а качеством — и не уверена, что экономлю. Однако тело сейчас гораздо реже сопротивляется тому, что я выбрала в него запихнуть, и в этом для меня большое удобство. Бывает, лажаю, беру что-то не то. Но поскольку чаще все-таки понимаю, что ему нужно, оно выражает негодование не так сильно, как раньше.

Это всё — и многое другое — приводит меня в очень интересное и новое место.

Я отказываюсь от нереалистичных ожиданий и не участвую в репрессивных разговорах о теле. Когда я покупаю фруктовый батончик и коллега спрашивает меня, знаю ли я, сколько в нем калорий, я не втягиваюсь в обсуждение. Это не то, что мне интересно. Кроме калорий есть много другого — совместимость продуктов, необходимость тела в данный момент съесть именно это, внутренний баланс. Я перестала делать вид, что могу контролировать процессы, которые идут во мне сами собой. Скорее помогаю, когда могу.

У меня столько внимания к себе — бережного, заботливого, любящего внимания — что мне некогда оценивать других и их тела, сравнивать и осуждать либо завидовать. Я замечаю, что иначе смотрю на людей, идущих навстречу: не «хмм, вот тут я худее, а шапка его к пальто не идет», как раньше, а заглядывая в глаза и скорее «интересно, о чем он думает? интересно, почему он выбрал эту шапку?». Срываюсь, конечно, бывает. Но понимаю, что это не тумблер «оценивать/не оценивать», да и я не робот. Скорее это мой выбор — делать больше того или этого, оставлять фокус на внешнем или внутреннем.

Я твердо знаю, что то, что и как я ношу (включая тело) — это исключительно моё дело. Я понимаю, что гораздо важнее прийти к миру с самой собой, чем «сделать» такое тело, чтобы нравиться кому-то другому (и нажить себе врага под кожей). Я вижу, что тело вовсе не стремится создать мне проблемы, его не требуется укрощать — но оно живое, у него есть ограничения, их стоит учитывать. Уважительное отношение к телу означает, что когда у него есть что-нибудь важное для меня, я не отворачиваюсь в надежде, что пройдет само собой, а присматриваюсь. Нахожусь в диалоге. Я стала ходить на массаж, чтобы улучшить этот диалог.

Тело, ум и душа находятся в такой тесной связи, что тело, скажем, помогает мне рассмотреть отвергнутые эмоции. Несколько лет пристально работая над распознаванием эмоций, я обнаружила, что не умею злиться — злость, которую мне не позволяли проявлять, уходила в уныние, в недовольство, в раздражительность. Потом я выяснила, что тело мне помогает: показывает её. У меня начинали болеть зубы, когда я долго злилась, не признавая, что злюсь. Таким образом я училась отлавливать свою злость, и в начале мне помогало тело. Теперь я ловлю её раньше. И зубы от злости больше не болят.

Я понимаю, как много мне позволяет это тело. Оно высиживает долгие часы совещаний без жалоб и страданий. Оно мерзнет, когда я решила надеть что-то неподходящее по погоде. Оно ходит вместе со мной по всем делам. Оно ест и накапливает энергию. Я учусь давать ему в ответ что-нибудь, что ему понравится. Вчера в третий раз отвела себя в бассейн, и оказывается, что мне больше всего нравится лежать на дорожке в позе морской звезды и чувствовать, что я лечу. И «мне» в этой ситуации — в большой степени именно телу.

Мне всё проще отказываться от еды, которая сейчас мне не подходит. Раньше было стыдно — скажем, в гостях, и я могла что-то съесть из вежливости. Теперь вежливость к моему телу для меня важнее. В книге про интуитивное питание было такое сравнение: когда вы доедаете что-то, чтобы не выкидывать, вы считаете, что ваш организм менее важен, чем помойное ведро. Теперь я скорее выброшу, чем доем, если мне это сейчас не нужно. Или обижу того, для кого важнее насильно накормить меня, чем услышать, что я такое сейчас не хочу. В этом для меня уважение к себе.

И да, сколько сил, внимания, денег, отказа интересным делам, отказа людям и еде я трачу на свое исследование и на приближение к своему телу! Я не считаю, что дошла до какого-то гениального результата или что больше не буду стесняться себя и насильно что-то делать с телом. Всякое бывает. Но пройденный уже к принятию путь для меня очень важен. И я буду продолжать. Маленькими шажочками. Под руку с телом. Оно больше не в ошейнике и не без права голоса. Оно теперь заодно со мной.

А вот стихотворение. Когда я его читаю, мне хочется плакать, потому что я вспоминаю, как долго я искренне думала, что я «должна» быть хорошей, а тело «должно» страдать за свою неидеальность.

Wild Geese By Mary Oliver

You do not have to be good.
You do not have to walk on your knees for a hundred miles
through the desert repenting.
You only have to let the soft animal of your body love
what it loves.

Tell me about despair, yours, and I will tell you mine.
Meanwhile the world goes on.
Meanwhile the sun and the clear pebbles of the rain
Are moving across the landscapes, over the prairies
and the deep trees, the mountains and the rivers.

Meanwhile the wild geese, high in the clean blue air,
are heading home again.
Whoever you are, no matter how lonely, the world
offers itself to your imagination, calls to you
like the wild geese, harsh and exciting —
over and over announcing your place in the family of things.