Тюрьма твоей головы

Ирвин Ялом, «Шопенгауэр как лекарство»:

Этот случай запомнился Джулиусу на всю жизнь. Позже он всегда обращал особое внимание на феномен «устойчивого образа».

Сколько раз он замечал, что окружающие не замечают глубоких перемен, произошедших в человеке, и продолжают относиться к нему так, будто ничего не случилось.

То же самое происходит и в семьях. Многие пациенты признавались, что испытывают адские муки, навещая родителей: они рассказывали, что им постоянно приходится быть настороже, чтобы их не втянули в их прежнюю роль, и тратить невероятные усилия, чтобы убедить домашних, что они стали совсем другими.

Однажды я устроила опрос по предложению терапевтки — попросила людей, с которыми общаюсь, назвать прилагательные, с которыми я у них ассоциируюсь. Не могу сказать, что это было супер-полезное упражнение, но меня удивило, насколько уверенно люди говорили, убежденные в том, что отлично меня знают и могут описать (в то же время я сама находилась в расшатанном состоянии и понятия не имела, что сказать о себе, потому что во мне куча всего противоречивого, мало что подтверждено фактами — и вообще я стесняюсь).

(отдельная сложность оказалась в том, чтобы удерживаться в рамках прилагательных, но это уже другая история)

Так вот, узнавшие меня в последние годы часто отвечали: смелая, храбрая, отважная. Та, кто знает меня всю жизнь — моя мама — единственная ответила: «трусиха».

И это действительно верно. В том смысле, что это одно из моих составляющих. Я с детства всего боюсь. У меня даже фамилия соответствующая. Страх — большая моя мотивация.

И значит — я что-то делаю. Ввязываюсь. Осмеливаюсь. Решаюсь. Иду на риск. Заканчиваю что-то. Берусь за то, в чем не уверена, потому что кажется: мне туда.

И это как раз и называется смелостью. В детстве я этого не проявляла. А сейчас да. Страх остался, действия изменились.

Но мой устойчивый образ остается стабильным.

Думаю, многие шероховатости общения связаны с тем, как неровная, шершавая ткань реальности не совпадает с гладкими, понятными, давно знакомыми и незыблемыми образами. То, как мы представляем себе людей и события, конфликтует с тем, какими они оказываются сегодня. С тем, как они меняются (и надо перестраивать образ в голове, а это стресс и вообще я уже привыкла, ну что такое). С тем, какими разными они могут оказываться. С тем, как на них влияют события и другие люди.

Короче, это только на бумажную куколку можно примерять одежду, если вырезать эту одежду по контуру куколки (и оставить специальные загибаемые штуки с боков). Живые люди постоянно оглушают несовпадением с образом. Мешают, можно сказать. Сбивают с толку!

А есть ещё устойчивый образ жизни. Который тоже мало похож на жизнь в реальности.

Я знаю женщину, которая распланировала всю жизнь ещё в детстве. Она знала, что выйдет замуж в определенном возрасте. Что родит двоих детей: мальчика и девочку, мальчик будет чуть старше девочки. Знала, как хочет жить. Знала, каких отношений между собой и с ней хочет от детей.

Кое-что работало. Замуж вышла, детей родила в нужном порядке (не знаю, как она этого добилась, но смогла, факт). А потом дети выросли и оказалось, что у них свои планы, свои решения и свои дела.

Женщина даже не подумала отказаться от устойчивого образа своей идеальной жизни. Казалось бы, прими она ту жизнь, что уже есть — и нашлось бы в ней что-то хорошее. Но кому хочется отказываться от иллюзии управления миром? Она ведь запланировала! Почему мир не подчиняется? Какой плохой мир. И люди все, как на подбор, бестолковые.

С каждым днем реальность и устойчивый образ идеальной жизни расходятся всё дальше в разные стороны. Стрелка, на которой они расстались и двинулись по двум направлениям, давно в прошлом. Устойчивый образ тоскует на запасном пути — и настаивает, настаивает на том, что он верен. А мир несправедлив. Нечуток!

Иногда я думаю, что буддийские истины вроде того, что страдание причиняем мы себе сами желанием, чтобы всё было иначе, чем есть — вовсе не висят в воздухе как философские соображения, а говорят о конкретных подобных ситуациях. Нашей человеческой силы недостаточно, чтобы преобразовать пространство, вернуться во времени назад к той стрелке — и выстроить на запасном пути рельсы, ведущие в идеальное будущее, пустить по ним тоскующий поезд, пересесть в него из мчащегося фиг знает куда.

Пусть единственный способ ослабить боль — это перестать хвататься за деревья, летящие навстречу поезду, пытаясь остановить его и вернуть себя куда-нибудь назад. Не переставать хвататься означает не разочаровываться в той себе, что уже некоторое время хватается.

Ситуация изменилась, контролировать её невозможно, но если не признаваться себе в этом — то вроде как и жить можно, ничего не меняя, продолжая пестовать устойчивый образ жизни. В нем есть виноватые. И есть Правильная Точка Зрения (она же — моя). Удобно!

Я знаю женщину, которая замужем больше двадцати лет. В самом начале она надеялась, что в какой-то момент всё устроится само собой и она найдет в муже — друга, в браке — радость, в себе — умение радоваться каждому дню. Но мало того, что ничего этого не нашлось — так за двадцать с лишним лет она перестала помнить, что такое быть без вот этого человека, с которым её по рукам и ногам связало желание научиться быть в этих отношениях счастливой. Она не может выйти, потому что она не помнит себя в другом состоянии. Не верит, что снаружи есть жизнь. И с каждым годом связывается ещё сильнее.

Наверное, было бы легче, признай она: ей так удобно. Никто её не держит, не заставляет. Все переживут любое её решение. Им бы со своей жизнью разобраться. Но она считает, что ей ужасно неудобно — и продолжает скрючиваться привычным образом.

Дышать в полную грудь у неё уже давно не выходит. Поэтому она покупает, путешествует, работает, увлекается творчеством, строит планы. Добавляет в жизнь, в которой и так тесно, чтобы она стала увлекательнее, полнее, радостнее. Но поскольку жизнь и так трещит по швам, добавляется всё как-то криво. Тут висит, там торчит. А пойти на решительное действие и что-то отпустить — невозможно. Гораздо привычнее вцепляться.

Чем дальше уезжает поезд, тем сложнее признаться себе, что я уже некоторое время еду не в том направлении. Потому что дернуть за рычаг и выйти фиг знает где — страааашно. Во-первых, ходит ли оттуда что-нибудь обратно (а если не обратно — то куда? И почему вокруг всё такое странное?). Во-вторых, страдать и хотеть найти волшебную таблетку, ничего не меняя, уже настолько привычно, что непонятно, как жить без этого. И в-третьих, это значит что? Все эти годы — ЗРЯ? Потеряны? ОШИБКА?

Аня Черных, создательница журнала «Может быть по-другому», взяла его название из стихотворения Веры Полозковой. Мне не особенно близка поэзия Веры. Но в этом стихотворении есть ещё одна крутая штука. И она очень подходит в качестве финала этих размышлений.

«Ничего страшнее тюрьмы твоей головы никогда с тобой не случится».