В рубрику #ответы в телеграм-канале «Вычитала» пришел вопрос, побудивший меня поразмышлять о психологических защитах. В ответе на него я далеко отплыла от самого вопроса — и мне хочется оставить здесь это плавание, чтобы запомнить его. Это ещё один пост про опыт личной терапии. О том, как она на меня влияет. Как перестраиваются отношения с миром и другими.
Лиля пишет:
Леночка, видишь ли ты у себя или окружающих реакции, которые кажутся положительными, но на самом деле являются скрытыми сигналами из серии «не трогай меня»? Как, например, виляние хвоста у собаки.
Я нашла у себя пока одну — пытаясь справиться с раздражением, говорю вежливо и использую уменьшительно-ласкательные суффиксы при обращении к человеку.
ОТВЕТ:
Привет!
Я так понимаю, речь вот об этом перепосте из канала «Лиза читает книги»:
Есть очень важная специалистка по собакам из Норвегии — Тюрид Ругос. Она открыла собачьему мира такую штуку как «сигналы примирения», по-английски их обычно называют «calming signals» и написала о них совсем небольшую книжку, которую перевели на русский с названием «Диалог с собаками: сигналы примирения».
Это сигналы, которыми собака предупреждает агрессию. С их помощью она сообщает человеку или другой собаке (или роботу-пылесосу) о том, что ей некомфортно так, чтобы не провоцировать конфликт. Сигналы примирения чаще всего означают что-то вроде «воу, ты делаешь что-то непонятное и опасное, отойди, перестань, я тебя не трону, давай и ты меня не тронешь».
К сожалению, большая часть того, что собака делает, пытаясь сообщить нам о том, что мы ей неприятны и непонятны, мы либо не замечаем, либо воспринимаем как проявление любви и симпатии.
Если знать сигналы примирения, то, во-первых, можно доставлять меньше дискомфорта знакомым собакам, а, во-вторых, самим начать эти сигналы демонстрировать и так помогать собакам, общаться с ними на их языке.
Итак, что делает собака, когда ей некомфортно: зевает, облизывается, отворачивается целиком или просто отворачивает голову, смягчает взгляд, прикрывая веки, подходит к объекту по дуге, а не по прямой, делает игровой поклон, садится или ложится (возможно ваши знакомые собаки ложатся на землю, когда замечают вдалеке других собак — это их сигнал о том, что они не хотят драться), замирает, нюхает землю, прижимает уши, ложится на спину, отводит заднюю лапу (это никогда не означает «почеши пузико», это всегда означает «я маленький щеночек, ты страшный, не убивай меня»). Очень активное облизывание лица обычно означает то же самое. И, сейчас будут ужасные новости: часто, когда собаке некомфортно, она виляет хвостом.
Что вызывает у собаки дискомфорт и на что она с высокой вероятностью будет реагировать сигналами примирения: отсутствие сигналов примирения с нашей стороны, прямой взгляд в глаза, движение на неё по прямой, нависание над ней.
Это всё может звучать как безумие, ведь собаки почти постоянно облизываются, отворачиваются, нюхают землю и сидят или лежат. Сначала тяжело поверить, что им всё время некомфортно, и что всё это несёт в себе какой-то смысл. Но вы можете попробовать начать демонстрировать собакам, которых вы знаете (особенно, если они не обожают людей), сигналы примирения — не нависать над ними, зевать (да!), подходить к ним сбоку и по дуге, садиться к ним спиной, не смотреть им в глаза и проверить, изменятся ли ваши отношения.
Кстати, собаки не любят, когда их обнимают.
На мой взгляд, вопрос про людей гораздо шире, чем пример с собакой. В том числе и потому, что на место собаки я себя поставить не могу. А в общении с человеком я не только вижу человека снаружи, но и могу обратиться к ощущению человека (меня) внутри.
Так вот, если я сама проявляюсь неконгруэнтно (=то, что я говорю и как себя веду, не соответствует тому, что у меня творится внутри), возможно, включилась психологическая защита.
Может быть, это ок. В небезопасной обстановке неконгруэнтность — вполне разумная цена за то, чтобы не становиться уязвимой для неприятных собеседников.
А может, обстановка на самом деле физически и эмоционально безопасна — и я хотела бы научиться не защищаться, но «не выходит»: защита приросла и я не умею без неё.
(личная терапия выявляет такие застарелые защиты и учит проживать сложные ситуации по-другому, не только одним случайным несознательным способом из детства — но надо понимать, что это происходит долго и бережно, через неприятные осознавания и трудные эмоции)
Снаружи психологическая защита может выглядеть как угодно. И вежливость, и агрессия, и сваливание куда подальше. Эти три варианта — наиболее широкие категории реакций. Эти три варианта реакции обычно называются в англоязычной литературе«freeze, fight or flight».
Застыть, атаковать или ускользнуть — три типичных варианта реакции на стресс, у каждого, как правило, один из них развит сильнее остальных и выскакивает без сознательного усилия.
Да и вообще: не очень важно, как именно защита выглядит со стороны. Потому что снаружи нельзя по моему поведению определить, что я именно в защите.
Я могу уйти, потому что захотела уйти, а могу — потому что невыносимо остаться, пусть я и хочу остаться. Причину и намерение знаю (или могу узнать) только я. Почему я ухожу? Ок ли мне с тем, что я сейчас ушла? Остаюсь ли я на своей стороне, если ухожу?
Психологическая защита — бережная функция организма, помогающая в трудный момент. Иногда она работает очень косячно — она ведь автоматическая. Можно с ней что-то поделать, конечно, но это медленный и вдумчивый труд.
(Брене Браун писала о том, как психологическая защита становится профессией)
Если не разбираться, она так и будет выскакивать как есть. Это наиболее энергетически экономичный вариант: именно такая реакция почему-то оказалась наработана многими годами, её легче выдерживать, чем всё остальное. Но экономия на энергии в тактическом смысле может быть невыгодна в стратегическом. Чтобы ничего не менять, я могу затыкать своим желаниям глотку и жить по чьим-то чужим правилам, пока не умру.
Хочу ли я проводить время своей жизни именно так? Или я хочу найти способ уклониться от автоматики, рассмотреть варианты, встретиться со сложными чувствами и выяснить, что со мной происходит на самом деле, даже если кому-то близкому и важному это не понравится?
Если включилась психологическая защита, мешающая этому всему вышеперечисленному, я могу захотеть выяснить:
- Почему ситуация ощущается небезопасной?
- Что в этой ситуации будет поддерживающим меня решением, как я могу ослабить напряжение для себя лично?
Вообще нифига не простые вопросы.
Кроме того, «понять» не значит «начать делать иначе». Писала об этом в телеграм-канале:
Поговорили с Машей @learnpsychotherapy Писаревой на волнующую меня тему новых нейронных связей, которые, разумеется, не чета старым по качеству — зато пока нежные, хлипкие и хрупкие.
Ведь если я всю жизнь, тридцать с лишним лет, сколько помню себя — делала что-то одно, разве ж я могу в момент разучиться и срочно делать иначе?
Даже если я глубоко поверила в мудрое (без иронии) высказывание и головой понимаю, что теперь я хочу делать именно так — это не дало мне ещё никакого опыта жизни по-другому. Практики. А значит, самое простое и привычное будет — гонять по давно накатанным дорожкам. Нужна практика, чтобы СДЕЛАТЬ.
Как я знаю из бизнес-тренингов, лестница наработки любого навыка выглядит так:
1. Неосознанная некомпетентность
Я делаю не так, как мне бы хотелось, но этого не понимаю. Или: я не умею и не знаю о том, что могу научиться.2. Осознанная некомпетентность
Я пока не умею, но понимаю, чему мне хочется научиться.3. Осознанная компетентность
Я прилагаю усилия, чтобы делать так, как мне хочется. Я осознаю себя в момент выбора нового способа. Это даётся с усилием.4. Неосознанная компетентность
Я не прилагаю усилий, «оно само».
Маша сказала две штуки (и разрешила про них написать).
Во-первых, количество.
Если взаимодействий, в которых от меня чего-то ожидали — и я была готова это выдавать — было 100, нужно, чтобы прошло ещё 100 новых. Тогда выбор (3 уровень освоения навыка) будет происходить без большого осознанного усилия. А потом начнётся и четвёртый уровень.
Во-вторых, ресурс.
Терапия в первую очередь нацелена на опыт поддерживания себя, потому что только это помогает нарабатывать ресурс, благодаря которому удаётся практиковать новое поведение. Если нет сил, времени, энергии, уверенности, отдыха — мы скатываемся в старое привычное.
Добавлю от себя, что тут ещё очень важна рамка восприятия. Как известно, если я молоток, весь мир мне напоминает гвозди.
Так и тут: если я решила окончательно и бесповоротно избавиться от перфекционизма, это тоже перфекционизм — сначала нужно выбрать новую рамку (и это часто вопрос о смене ценностей: не идеально, а живо).
Нельзя заставить себя быть бережной к себе — рамка остаётся. Нельзя доказать всем, что я перестала всем доказывать. И так далее.
Таская старую рамку и прикладывая ее к миру, не получится действовать по-новому. А к новой рамке нужно много привыкать. Пробовать. На что нужны ресурсы. А для этого понадобится поддерживать себя (как вариант — в терапии).
Вообще, конечно, человек — не собака из примера, он вполне может сказать «не трогай меня», если его трогают, не спросив разрешения. Теоретически.
С другой стороны, если нет опыта отстаивать свои границы (например, в детстве значимые взрослые говорили: «Что значит тебе не нравится, когда тетя Груша тебя целует, приходя к нам раз в год в гости? Она же рооооодственница, потерпишь») — человек не может ничего сказать, потому что она научена терпеть ради удобства и радости других.
Чтобы научиться замечать, когда я терплю ради удобства других… а потом робко пробовать переставать… видеть, что мир не рухнул… переживать неприятную реакцию других на то, как я «изменилась»… продолжать настаивать на своём… наработать новые нейронные связи и уже не париться — нужно много сил, времени и денег. Но приоритетно тут время.
А ещё по дороге наверняка потеряются некоторые дисфункциональные отношения, в которых границ не предусмотрено (и множество иллюзий тоже потеряются, в т.ч. о себе). Понадобится решить, что можно с ними расстаться и жить самостоятельно. Взрослеть, короче, приходится очень во многом.
Хорошая новость (и в каком-то смысле ответ на вопрос, с которого всё начиналось) в том, что не нужно додумывать за других взрослых, конгруэнтны ли они со своими реакциями. Это их ответственность — разбираться, ок им или не ок с тем, что происходит, и выбирать, как им действовать, если не ок.
Это их ответственность — научиться говорить «знаешь, мне некомфортно, когда в разговоре ко мне прикасаются, пожалуйста, не делай так, иначе у меня много сил уходит на борьбу с неприятным ощущением и я не могу тебя внимательно слушать».
Или решить не учиться и продолжать действовать по-старому, если нет желания, сил, ресурсов, другие приоритеты. Это их выбор.
А моим выбором может стать исследование того, почему я хочу справиться с раздражением, а не говорю собеседнику, что именно мне сейчас в разговоре с ним некомфортно. Правда ли это опасная ситуация? Или мне уже не пять лет, а тетя Груша выдержит, если я ей скажу: «Извините, целую я только своего кота, а вас не хочу целовать»?
И если тетя Груша не выдержит встречи с реальностью и решит обидеться — то это, собственно, ее личная эмоция, за которую ни я, ни мой кот ответственности не несем. В том числе перед самими собой.
Добавить комментарий