Несколько человек подряд спросили, как у меня дела, ещё пяток — когда будут новые мастерские текста, и я поняла, что обойтись коротким ответом уже давно не получается. Сейчас у меня достаточно сумбурный период разбирательств в себе, я делаю необходимый минимум и больше всего времени уделяю себе на проживание непривычного.

Я писала о том, что с прошлого мая я хожу к психотерапевту. Раз в неделю пятьдесят минут я разговариваю с приятным собеседником о себе, о своих реакциях, чувствах, мыслях, беспокойствах, опорах, успехах и надеждах. Началось всё это из любопытства — а теперь я даже не знаю, кем бы я была, не начав разбираться всерьез. Елозила бы по поверхности себя. У меня есть четкое ощущение, что мой путь пролегает именно через ВОТ ЭТО ВОТ. Каким бы отчаянным оно ни казалось порой.
Вообще надо сказать, что терапия — это единственные 50 минут в неделю, когда я разговариваю только о себе, а меня безоценочно слушают. И ни я, ни мой собеседник не заглядываем в телефоны. Это отдельное интересное переживание.
Когда я шла на терапию, мне было очень любопытно, каково оно — я же много читала и даже весь прошлый год училась нарративу. Я, конечно, подозревала, что там может оказаться стыдно или непонятно, но не знала, что я найду в себе столько опор, откажусь от стольких иллюзий и окунусь в себя не в самом приятном смысле этого выражения. А ещё и года не прошло.
О многих вещах я начинаю учиться говорить на сессии только сейчас. А о каких-то, возможно, не смогу говорить, даже с терапевтом, совсем никогда. И это тоже приходится о себе узнать и усвоить. О чем-то я начинаю писать в открытую — вот как сейчас. А о чем-то мне до сих пор трудно говорить.

В самом начале терапии мне казалось, что в целом у меня всё в порядке. Сейчас можно перефразировать так: я была окружена опорами разного происхождения (семейные, личные, общественные), которые при внимательном рассмотрении оказались довольно хлипкими иллюзиями — и без них ветер свищет. Вообще, отказываться от иллюзий — это не только пресловутый духовный рост и похвально, но и слом многих работающих схем, поэтому также страшно и неуютно. Без поддержки специального человека идти на такой — очень рисковое мероприятие. Да и с поддержкой тяжеловато.
Благодаря терапии я после отказа от бывших псевдо-опор смогла не прыгнуть в другие иллюзии или идеологии. А продолжаю самоисследование. Например, позволяю себе не знать, в чем заключается смысл жизни, и не считать, что мне необходимо срочно выбрать какой-нибудь.
Разговоры у меня теперь крайне затруднились. И удлинились. Особенно трудно со мной теперь любителям простых решений. Простые закрытые вопросы вроде «тебе понравился отпуск?» выносят меня в длительные размышления о том, как можно уложить всю батарею различных ощущений в колонки «понравилось» и «не понравилось», чтобы сравнить и по сумме сделать бинарный вывод. Никак. С другой стороны, теперь простым вопросом можно вовлечь меня в длинную беседу с раскрытием личного отношения к делу. Это помогает не сливаться из интересных тем, как раньше, потому что слушать проще и легче, чем говорить — а высказывать-таки собственное мнение.

Теперь, когда меня неожиданно взбесил кто-то не очень близкий, я быстро понимаю, что это не он — коварный злодей, а у меня в этом месте, видать, расковырянная кем-то близким рана, так что любое неловко сказанное слово, проходящее по касательной, включает режим пантеры. Так что подобные пантерные срывы — теперь отличный материал на терапевтическую сессию. В процессе появляются те самые опоры на себя и прибывают силы. Однако это достаточно нелицеприятный процесс. Включающий в себя массу ответственности — да, рану расковыряла исходно не я, но это произошло в моем присутствии. И залечивать её — сейчас тоже мне. И смотреть, не отводя взгляда, не накрывая позитивной психологией — мне.
Из телесного: я перестала заедать эмоции. Точнее, торт «Прага» перестал работать как глушилка эмоций — и меня тут же перестало тянуть к нему. Тут ещё спасибо книге про интуитивное питание, у меня готов отдельный пост про неё. С одной стороны — круто! А с другой — нужны другие способы справляться с эмоциями. Их поисками можно было не заморачиваться, пока работал торт «Прага».
Я меньше беспокоюсь насчет собственной эффективности, насчет чужого мнения о себе и насчет того, чтобы каждый день был наполнен смыслом. И тут тоже: с одной стороны-то круто. Меньше давления снаружи. А с другой — мои беспокойства занимали столько места и отнимали столько сил, что теперь я иногда беспомощно озираюсь: а что, можно было не делать? А что вместо этого делать-то? Как — отдыхать? А я не умею! Как — а чего я хочу? А я и не знаю!

Мои нелюбимые вопросы о том, чего я хочу, так легко по Канеману раньше заменялись более легкими: за что меня похвалят? что удобно и выгодно? что меня не раздражает? что мне легко? как я могу быть полезной близким? что добавит очков моей самооценке и моему тщеславию? — и теперь я замечаю, когда отвечаю себе на них, а не на заданные изначально.
А вот понять, чего я хочу — пока не очень возможно. Похоже, красивые и похвальные цели вроде «помогать людям» и «делиться знаниями» тоже были какие-то не мои.
И когда все бегут в одну сторону, а я принципиально бегу в другую (не читая модной книги, не радуясь тому, чему радуются все) — я ведь тоже теперь это замечаю. И такое поведение теперь тоже достаточно быстро заканчивается.
Вообще раньше в моем отношении к миру было много магического мышления. Ещё в детстве я загадывала: если проедет четное количество машин, день будет хороший. Вот и теперь с удивлением вижу, сколько в моих реакциях до сих пор того самого магического — и что оно теперь мне перестало подходить.
Скажем, я забронировала квартиру на airbnb за два месяца до отпуска. За две недели до него хозяин всё отменяет. У меня паника, я бегу искать новое жилье, я расстроена тем, что выбрала НЕ ТО. Ещё год назад я бы успокоилась с мыслями вроде «опомнись, ведь могло бы быть ЕЩЁ ХУЖЕ», «это значит, что в той квартире с нами бы случилось ЧТО-ТО УЖАСНОЕ, наверняка эта перемена К ЛУЧШЕМУ» или даже «мы наверняка забронировали ту квартиру, потому что на тот момент на сайте не было ничего хорошего, а теперь добавились другие квартиры, деньги за ту нам вернут, и я смогу выбрать наиболее хорошее» — вы видите, я крайне изобретательна.
Теперь я скорее склонна думать, что это некий рандом и факты необязательно натягивать на историю. Можно, в конце концов, вместо рационализации и разозлиться. И расстроиться. И это не конец света. Я имею на это право — и я справлюсь с проявлением своей злости. Без рационализации и выходов в «зато» или «я всегда выбираю наилучшее и не ошибаюсь».
Я хорошо знаю механизм сторителлинга и понимаю, почему мозг стремится составить из кирпичиков связный рассказ. Почему ему спокойно и хорошо, когда есть связный рассказ, в котором я выхожу победительницей (сэкономившей, успевшей вовремя, подумавшей заранее итп). Теперь я могу поймать себя за шкирку, отметить, что кирпичиков недостаточно, связь необязательна — и вообще оставь, пожалуйста, это лего в прошлом, проехали, найдем что-нибудь получше. Сядешь и соберешь что-нибудь важное и красивое.

Вот я всё это пишу и снова понимаю, что от прочтения ценной мысли (и даже от изучения её на онлайн-курсе Брене Браун) до интеграции действий, соотносящихся с нею, в свою настоящую жизнь, проходят месяцы и даже годы. Мне недавно таймхоп показал цитату, которую я сохранила три года назад, и я почувствовала горечь: ведь я только-только теперь понимаю, что там на самом деле говорилось и как по ней жить. Конечно же, сразу мне показалось, что я теряю много времени на интеграцию. Но терапия помогает понимать, что наоборот — эти годы были нужны, чтобы хотя бы приблизиться к возможности поступать так. Моя торопливая натура спешит. Но, как говорил Уолт Уитмен, «Do I contradict myself? Very well, then, I contradict myself. I am large – I contain multitudes.» (По-твоему, я противоречу себе? Ну что же, значит, я противоречу себе. (Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей) — у меня есть не только торопливая натура. И это тоже новое — понимать, что внутри меня целый зоопарк, и не раздавать им ярлычки, вообще ничего управляющего не делать, а наблюдать.
Мне перестали подходить фразы «всё будет хорошо» (очевидно, что это не совсем правда — и это перестало утешать), «пожалуйста, не расстраивайся / зря ты паришься / это всё ерунда» (в этом я чувствую обесценивание своих чувств). Пожелания тоже теперь трудно переваривать. Вот, скажем, «я хочу, чтобы ты был счастлив» (тут явный дисбаланс между двумя сторонами: одна почему-то навязывает другому план и подменяет свои личные желания этим планом). Это по привычке как-то сказала я сама, а потом долго думала, что именно я имела в виду и почему мне теперь привычная и вроде бы заботливая фраза не подходит.
Я вижу значительно укрытую тень у того, кто считает себя милым и прекрасным, а также принимающим, но при этом не готов общаться с теми, кто с ним не согласен. Или отказывается знать, сколько жестокости в мире. Этот «тот», разумеется, в первую очередь я сама — и понимать такое про себя значительно выбивает из настроения и прочей колеи. Это трудно.
И относиться к людям не как к «героям» / «злодеям», а к многомерным, сложным, нелинейным личностям, не умаляя их до образа, ярлыка или стереотипа — очень трудно. Особенно относиться так к себе. Вместо того, чтобы уютно считать себя хорошей, и рычать на тех, кто не верит в эту святую правду.

Я начинаю видеть свои избегательные пути. Например, мне легко упасть в мир производительности&эффективности и перестать задавать себе важные вопросы. Благодаря терапии я иногда удерживаюсь от того, чтобы упасть туда. Смотрю в освободившееся пустое пространство и думаю: ну и чем мы его, Леночка, заполним? И ты вообще, кстати, кто?
Я смотрю назад и думаю: позвольте, кто такая я, азартно собиравшая встречи в офлайне четыре года назад? И вообще — кто такая я? Тогда, сейчас, завтра? Что ей подходит и что ей нужно? — благодаря терапии я удерживаюсь в этом незнании и внимательно всматриваюсь в себя. Не ожидая конкретного ответа. Да и вообще — не ожидая.
Вот примерно в этом я разбираюсь, когда разбираюсь в себе.
Добавить комментарий