После того, как Лиз опубликовала книгу Big Magic (она уже переведена на русский, а я переводила три отрывка для блога), оставлять тему творческих процессов она не захотела.
Поэтому у неё появились подкасты Magic Lessons. В этом году вышел второй сезон.
Сами подкасты бесплатны, их можно слушать онлайн или скачать: первый сезон на Саундклауде, второй на сайте МаксимумФан. Или в айтюнсе.
Мне понравились подкасты, и я делала заметки, слушая разговор Лиз с творческими людьми.
Каждая серия сделана следующим образом: Лиз звонит участнику, тот зачитывает исходное эссе (по которому Лиз его выбрала для проекта из сотен заявок), Лиз ведет разговор и выдает домашнее задание, затем Лиз звонит известному человеку-куратору (например, писателю Нилу Гейману), а через месяц-другой снова звонит участнику и выясняет, как дела.
Каждый подкаст длиной в полтора часа.
И вот две мои заметки:
**
Лиз Гилберт в седьмом подкасте второго сезона Big Magic в моём пересказе:
“Мы, писатели, привыкли жить по тем же законам, что и производственные предприятия.
В крупной организации есть график, где каждый следующий год прибыль растет на 5-8%. Что бы ни происходило, акционерам и рынку нужен рост. Иначе всех в компании охватывает страх и ощущение стояния на месте.
Именно поэтому нам кажется, что каждая наша следующая книга должна оказаться лучше предыдущей. Значительно лучше. Это перфекционизм, сковывающий нас и не позволяющий выходить за пределы сказанного: вдруг что-то новое не примут так же хорошо, как то, что мы уже сказали?
Нас тянет написать что-нибудь идеальное. Но единственное идеальное — это лист чистой бумаги, и это может сделать даже машина”.
Нил Гейман, приглашенный гость подкаста:
“Писатели — не дельфины. Дельфина можно научить трюкам. Он поймет, что ему положена рыба за конкретный трюк, и выполнит его, посмеиваясь над зрителями.
Писатель вроде меня, выполнив однажды трюк, ни за какую рыбу не захочет повторить его. Зачем? Ведь я его уже выполнил. Я хочу сделать что-нибудь другое.
Я сажусь за стол каждое утро. Я смотрю в окно или пишу. Три или четыре часа я провожу за столом — и знаете, смотреть в окно довольно скучно. Поэтому я пишу бОльшую часть времени”.
Лиз Гилберт, обращаясь к героине подкаста Бритте:
“Вы живете одновременно в прекраснейший момент своей жизни — в худшем из них, верно? Вы бросили работу, написали книгу, её издали и перевели на семь языков. Вы думаете: «А что теперь?”. Я помню свой писательский паралич после “Есть, молиться, любить”. Я понятия не имела, что мне теперь делать.
Я запрещаю вам писать весь следующий месяц. Только так мы сможем узнать, хотите ли вы быть профессиональным писателем — или вы написали одну успешную книгу и всё, готовы делать что-нибудь ещё. Наблюдайте за собой. Поезжайте путешествовать, встречайтесь с друзьями, запишитесь в тренажерный зал. Запретите себе работать над текстом. Если вас ну очень потянет обратно, можете вернуться через пару недель.
Весь следующий месяц я велю вам писать один час в день. Используйте песочные часы, электронный будильник или таймер для варки яиц, если вас не раздражает тиканье. Если текст не идет, просто сидите за столом час».
**
В восьмом эпизоде второго сезона подкаста Magic Lessons Лиз Гилберт разговаривает с Хоуп, застенчивым поэтом-интровертом.
Хоуп дрожащим голосом (и я узнаю в нём свой) говорит, что она писала стихи всегда — и делала это для себя, потом друзья позвали её на «Открытый микрофон», и там она нашла соратников, её стихи нравятся людям. Но выйти на следующий уровень: например, послать стихи в журнал или участвовать в поэтическом слэме — Хоуп страшно. И по голосу слышно, что действительно страшно. Очень!
Лиз отбирала своих героев для второго сезона по принципу универсальности. Проблема Хоуп хорошо знакома мне, например. Подозреваю, что вам тоже. Тварь мы дрожащая или право имеем? Кто мы, когда получаем отказ от власть держащих? В какой момент подающий надежды поэт становится неудачником и устаёт пробивать стену лбом?
Лиз отечески спрашивает: скажи-ка, Хоуп, что самое ужасное случится, если тебя освищут на слэме или откажут в журнале? От чего у тебя может заболеть душа? Сколько отказов вытерпишь? Когда сломаешься — на втором? через год?
Хоуп своим дрожащим голосом, бедняжечка, отвечает: ну, наверное, на втором не сломаюсь. И вообще — буду писать для друзей и семьи, даже если откажут. Но если долго будут отказывать — пойду к какому-нибудь поэту и спрошу: скажите, ну неужели действительно всё так ужасно? Неужто я — бездарность? И если он скажет, что да, то, может, целый год ничего не буду писать от расстройства. Но потом, наверное, снова буду. Так уж я устроена.
Лиз молчит. А потом выдает Хоуп задание. Написать на бумажке «Кому я даю право решать, является ли Хоуп Хилл настоящим поэтом?» и повесить над столом. И думать, черт побери! Думать!
Потому что, говорит Лиз, если ответ — всё, что угодно, но не «Хоуп Хилл», то Хоуп будет всю жизнь отчаянно искать того самого человека, который-таки запретит ей считаться настоящим поэтом. А найдя его — перестанет писать.
Этот вопрос, — говорит Лиз, — «являюсь ли я настоящим поэтом, писателем, кем угодно», — приходит в голову всем и каждому. Ты что, Хоуп, думаешь, мне он не приходит? — спрашивает Лиз. — Разумеется. У меня всегда маячит в голове мысль о том, что я — писатель похуже, чем вон тот автор, и ещё похуже, чем вот этот. Не стать мне Джонатаном Франзеном. Но где-то между самым хорошим писателем и самым плохим есть большая линейка не самых плохих и не самых хороших. И где-то на ней есть я, Лиз Гилберт. Никто меня туда не пустит. Я сама должна заявиться. Тогда они немножко подвинутся и освободят мне местечко в этом ряду. Вот и всё.
Добавить комментарий