Английский с акцентом

Те, кто слышали меня в подкасте Патриши Янг Unapologetically Sensitive (эпизод 41), знают, что я говорю по-английски со странным акцентом.

Это не то чтобы прям thick Russian accent, а скорее сборная солянка всех сериалов и тиктоков, которые я посмотрела, вместе со случайными фразами из книг, которые я, возможно, даже никогда не слышала вслух, но часто видела перед глазами, поэтому они остались в памяти.

Мне не стыдно, что я звучу «неидеально». Это не останавливает меня от того, чтобы иногда звучать. Я не считаю, что должна сперва пойти на курс и поставить дикцию, чтобы достойно выступить в подкасте и не опозориться.

Точнее так: кто-то может всё равно счесть, что я опозорилась, сколько сил я ни вложу.

Точнее так: я могу отправиться по спиральной лесенке «недостаточной хорошести» вниз по поводу своего акцента в любом случае, но я выбираю этого не делать. Я трачу силы на то, чтобы этого не делать. Мне кажется, что я сейчас говорю достаточно хорошо, чтобы меня поняли — и этого для меня сейчас достаточно. Хотя, конечно, когда я переслушивала запись, меня кринжило на ошибках. Если бы я писала текст, я бы всё это проверила и поправила.

Иногда приложение Таймхоп показывает мне подписи под фоточками в инстаграме десятилетней давности, от которых мне хочется рыдать. Ну почему, почему я так плохо формулировала?

Почему я написала именно это — сейчас мне совершенно очевидно, что это плохая, русская формулировка, надо было взять англоязычную конструкцию, а не переводить по словам… Хочется всё удалить или как минимум отредактировать.

А потом я вспоминаю, что именно благодаря тому, что десять лет назад я начала осмеливаться писать по-английски везде, я смогла прийти к сегодняшнему куда более уверенному (и по-прежнему неидеальному) состоянию.

После записи того выпуска подкаста американка Патриша сказала, что среди иностранцев, с которыми она записывалась, среди людей, для которых английский не первый язык — я ее удивила тем, насколько быстро я реагировала на её вопросы, что я не брала минутку подумать, чтобы сформулировать. Для неё было гораздо важнее не то, как я произношу звуки, а видеть в беседе, что я понимаю происходящее и нахожусь в контакте!

Что меня совершенно не удивило. Английский — не единственный язык, который я учила (были ещё испанский и французский). Везде повторяется одна и та же схема.

Для носителя важно не то, насколько четко совпадают звуки.

Для носителя (в быту) важны:

• смысл: чтобы ему были знакомы и понятны ваши фразы (чтобы мы говорили формулировками итогового языка, а не переводили в голове со своего, как в анекдоте: which watch? — прямой перевод слов «который час», бессмысленно звучащий на английском)
• контакт: видеть, что мы присутствуем в беседе и слышим говоримое нам, поддерживаем взаимодействие (чтобы мы не зависали навечно над каждой фразой и не саморазрушались до токсичного стыда от того, что забыли добавить s во втором лице единственного числа, выпадая из контакта)

Например, в любой поездке в Париж ко второй неделе я вспоминаю множество «уснувших» в моей голове французских языковых конструкций и слов (язык я учила в три подхода, но сейчас не использую, и он ушел в пассив, а когда я попадаю в среду, он начинает просыпаться).

Но когда я заказываю что-то в кафе, официант определяет, насколько я знаю язык, не по анализу МОЕЙ РЕЧИ. Он определяет моё присутствие в беседе по тому, как быстро я киваю или мотаю головой, когда ОН ЗАДАЛ ВОПРОС. Если он спросил «сколько чашек», а я киваю «да» — очевидно, что-то не так. Кроме того, успех коммуникации не в том, насколько мы четко выговаривали рррр в круассанах, а принесли ли нам именно круассаны, потому что собеседник нас правильно понял.

Вообще, на мой взгляд, французский язык — это не конкретные слова. По моему опыту, это скорее интонация, звучание, мимика и паузы либо склейки в правильных местах. Если произносить отдельные слова, фразы по-французски не получится. Во фразе что-то склеится, что-то станет непроизносимым, а где-то нужно сделать «пффф», чтобы передать эмоцию.

Точно так же нельзя говорить по-испански, используя только рот, из которого вылетают фразы. Испанский — это когда всё тело включено в беседу: жестикуляция, выражение лица, драматичное повышение голоса в нужных местах, раскатистость и определенная певучесть.

(под испанским тут мы понимаем кастильский, ибо в Испании куча языков и тот, что мы зовем испанским, называется castellano. В куче регионов страны основным языком общения будет не он, а какой-то местный)

И хотя носитель русского языка может научиться говорить по-испански (по-кастильски) практически без акцента, гораздо важнее будет включить в беседу всё тело и освоить языковые конструкции, принятые в конкретном регионе (а если речь про латинскую Америку, то ещё и местные словечки, местный жаргон и местное произношение, которые на Кубе и в Аргентине будут отличаться радикально). Если мне говорят что-то шокирующее, в испанском разговоре важно не слово, которым я красиво отвечу, а как я подамся торсом и округлю глаза в ужасе: ¡NОООООО!

Именно поэтому в вопросительных и восклицательных фразах на кастильском перевернутые вопросительные и восклицательные знаки — это то, с чего начинается предложение. Чтобы заранее понимать, какая сейчас пойдет эмоция, и говорить или читать в соответствии с этим планом.

Но возвращаясь к теме поста — у меня был поворотный момент, который снял с меня школьные ограничения в духе «вот сначала выучи КАК СЛЕДУЕТ, а потом рот открывай». Как я укреплю навык, если не буду им пользоваться? А как пользоваться некрепким навыком, не лажая? Правильно, никак.

Процитирую кусочек из поста про английский язык про поворотный момент:

…тогда я приняла решение 1) о приоритете простоты 2) о нестыдности акцента и 3) о допустимости ошибок. 

Когда я принялась после возвращения учить испанский, к ним прибавилось ещё одно: 4) всё можно описать другими словами. 

Моё любимое испанское слово — ко́са (cosa), то есть «штука». Если я забывала, как называются наручные часы, я тыкала в запястье и говорила: уна коса ке айюда коносер эль тьемпо (не особо правильная фраза про «штуку, которая помогает разузнать время»). 

Так вот, снова возвращаясь к английскому языку и акценту — я недавно нашла в тиктоке доктора Инну, которая разоблачает мифы о психологических исследованиях. Она говорит как раз с thick Russian accent — при этом ее фразы абсолютно «местные», а вовсе не в духе «which watch». Если посмотреть на то, как она отвечает в комментариях, ее формулировки выглядят не переводом с русского, а фразами, которые привычно слышать от носителей.

Кстати говоря, многие переехавшие в другие страны русскоговорящие персоны со временем начинают… переводить на русский новые освоенные конструкции. И теперь уже вопросики есть у носителей другого языка 😅

Мне кажется, вообще ужасно трудно одновременно держать в голове несколько языков. Они начинают соревноваться и смешиваться. Когда погружаешься в новый язык, одновременно немного выгружаешься из старого. Потому что мозг экономит силушки и помнит только то, что супер-необходимо прямо сейчас.

Я собрала небольшой список примеров, которые слышала за последние недели в подкастах на русском — всё это было ПОДУМАНО на английском, а потом переведено на русский с сохранением конструкции. Именно так для носителя (например, в этом случае — меня) выглядит некорректное использование языка, а вовсе не когда акцент недостаточно «идеален».

«Моя подруга работала для духóв» (то есть — работала в парфюмерном магазине)

«Я проверила номера и удивилась, какие мы стали популярные» (имеются в виду numbers, данные в табличке)

«Всё ли вы нашли хорошо сегодня?» (всё ли вам понравилось в магазине)

«Они работают безумные часы в этом офисе» (перерабатывают, слишком много работают)

«Сколько это ещё возьмёт времени?» (takes time, сколько ещё надо ждать / потратить на это)

«Я беру этот курс» (take the course, учусь на курсе или записалась на курс)

«Беру автобус» (аналогично — take a bus, сажусь в автобус или еду на автобусе)

«Я начинаю учить» (а на самом деле там преподавать, teach)

«В качестве карьеры я ношу разные шапки» (I wear many hats, на работе я выступаю в разных ролях)

Это очень любопытный вопрос — «на каком языке я подумала эту фразу изначально». Наш мозг очень экономен: всё, что не пригождается, для чего нет прямого применения — он засовывает куда подальше и делает вид, что забыл (хотя, конечно, забыть текст песни «У любви у нашей села батарейка» насовсем физически невозможно! Мало что пропадает навечно, многое из того, что мы уже знали, мы можем восстановить — но только если предъявим мозгу достаточную мотивацию, что это нам нужно, в идеале чтобы это было необходимо для выживания, тогда он, так уж и быть, согласится помнить, что в России не берут автобус, а садятся в него).

Я несколько раз была в Индии и бегло говорю на базовом хинглише. Он мне нравится. Основой для него, понятно, выступает английский (причем британский английский колониальных времен), но несущие конструкции там часто местные. Фразы строятся не по учебнику, а по базовому языку персоны (если эта персона живет не в англоговорящей стране с малых лет, конечно).

Например, breakfast в ресторанном меню чаще напишут раздельно: break fast, как и welcome превратится в два слова: well come (произносится: вель ком). 

А предложения будут облупленные до самой простой конструкции, особенно если человек не очень образован (а может, ещё и читать не умеет, зато знает на разговорном уровне и местный язык, и хинглиш, между прочим). 

Мне кажется важным, что сейчас я слышу всё чаще такую мысль: если кто-то говорит на английском неидеально, это всего-навсего значит, что эта персона знает больше одного языка.

Носители английского частенько знают только английский, и мало того, что высмеивать других некрасиво, так ещё и они сами могут себе позволить не учить самый популярный международный язык (см. «привилегии»).

(а также носители языка позволяют себе обращаться с ним как угодно, см. тикток)

Мне нравится мысль о том, что изучение чужого языка — это во многом передразнивание и работа с музыкальностью. То есть я предположу, что будет легче подстроиться под чужой акцент тем, кто любит дурачиться, читать детскую книжку искаженными голосами, у кого хорошо с пением и актерством, кто не боится быть высмеянной или пристыженной, кто готова менять мнение и сомневаться в своих убеждениях. Чужие языки, как и чужие культуры — это выход за рамки того, что мы видели как «единственно правильное» внутри своего языка и своей культуры. От толерантности зависит свобода перестройки и проб.

Также мне нравится феминистическая идея того, что желание «идеально знать британский английский» навязана колонизаторским подходом: как будто у кого-то есть право на «единственный верный английский» (тогда как весь мир присвоил его себе и везде он разный и в то же время рабочий: в Нигерии это первый язык, в Индии объединяющий разные штаты второй, потом Канада и Австралия, и США тоже, везде всё немножко по-своему и вполне функционально). Вот бодрый тикток про деколонизацию английского языка.

Кстати, мы ошибаемся и на русском — как вслух, так и письменно. Мы никогда не сможем говорить ни на каком языке идеально.

И это не значит, что мы не имеем права говорить и писать на всех языках, на которых нам взбредет в голову это делать.

Мы можем улучшать наши навыки, если у нас есть на это мотивация, но если честно — единственный стабильный способ что-то улучшить это начать его регулярно использовать. А это неминуемо связано с ошибками и прочими неидеальностями.

Нельзя научиться, а потом использовать — мы учимся, когда используем, и вряд ли когда-нибудь будем это делать идеально.

Но этого и не требуется.