(мой перевод книги “Stories as equipment for living”, Barbara Myerhoff)
Вы ведь слышали удивительные, чудовищные истории — истории тех, кто прошел через жизненные тяготы и выжил, несмотря ни на что?
Мне хочется поговорить о них — и о сопутствующем страдании. Когда жизнь бьет героя, часто случается, что он, если можно так выразиться, отращивает себе душу.
Давайте поговорим не только о повествовании — но и о слушании. Точнее, о том, что происходит внутри слушателя, когда ему рассказывают подобную историю. Думаю, у меня получится показать, что дает внимательное слушание.
Вот моя любимая цитата Бродячего Еврейского Театра:
«Истории. Слушайте, слушайте! Истории ходят по кругу, они не любят прямых дорог. Поэтому и слушать их лучше в кругу. Одни истории спрятаны в другие, одни истории лежат меж строк других историй. Следовать за ними так же легко и так же трудно, как искать дорогу домой. Часть секрета поиска этой дороги — в том, чтобы суметь потеряться. Только потерявшись, начинаешь внимательно смотреть. И слушать».
Что же такое история? У каждого свой ответ. Мне нравится тот, что предложила Урсула Ле Гуин. В Уэльсе она увидела церковь XII века. На алтаре кто-то давным-давно выцарапал рунами надпись: «Здесь был Толфин».
Эти древние слова по смыслу почти не отличаются от тех, что пишут на стенах и прочих поверхностях наши современники. Я даже вижу культурную связь этой надписи с современной работой уличных художников «Здесь был Килрой».
Урсула Ле Гуин говорит: «Возможно, это наиболее короткая человеческая история из возможных» и добавляет: из трех слов мы узнаем, что человеческая жизнь коротка, материал оказался неподатливым… а смысл в том, что кто-то здесь был.
Наверное, нет большой разницы между этой надписью и выцарапанным именем узника на тюремных стенах. Человек оказался свидетелем жестокости, и этот человек знает о своей смертности.
От человека остаются только следы. Следы царапин ногтями по стене газовой камеры, гласящие: «Здесь был я».
Такое уж у человека свойство — оставлять след. Может быть, он и не стремится сделать людей лучше или научить чему-то потомков (вроде той морали, о которой говорил Марк Каминский). В каком-то смысле истории японских и еврейских выживших опираются на желание рассказать миру свою историю с тем, чтобы мир изменился. Последний шанс поднять вуаль забвения, признать: этот человек был здесь по праву рождения. Все рожденные имеют на это право. Все рождаются в форме человека. Смерть доказывает, что нечто существовало.
Оставляя след, мы рассчитываем, что на него обратят внимание. Возможно, мы ждем, что его расширят или взвесят другие. Наш след, конечно, может оставаться загадкой, однако мы носим надежду на то, что наш след найдут после смерти. Это неотъемлемая часть жизни. Когда приходит беда, ею, по крайней мере, можно поделиться с другими.
Сейчас многие исследователи увлеклись идеей нарратива. Почему люди делятся историями? Как истории связывают нас? Одна из теорий предполагает, что таким образом две части человеческого мозга находят связь, помогая друг другу достраивать по кусочкам картину произошедшего. Но ведь мозг постоянно исследует тонны информации! Я полагаю, что наша тяга к историям не так уж проста, чтобы стать всего лишь программным обеспечением для тестирования окружающей действительности: «Смотри-ка, уже пропасть» или «Орел летит мне прямо в лицо».
Наш язык куда сложнее, наши истории гораздо насыщеннее. Наш внутренний болтун не умолкает. Каждый, кто пробовал заставить его замолчать, знает, насколько это трудно. Что-то есть мистическое в том, как «обезьянка» ума преграждает нам путь к реальности.
Кажется, мы рождаемся, не зная финала своей истории, и жизнь становится дорогой к объяснению смысла нашего существования. Мы не знаем, каким из тайн уделим внимание в течение жизни, но уверены, что сама жизнь — величайшая из тайн.
Рассказывая о своем опыте, мы выбираем события и составляем из них логические последовательности. Наши страсти важны, у нас есть и прошлое, и будущее. Мы неудержимо воздействуем на минувшие события, подгоняя наши воспоминания к логически согласованной истории. И даже больше! Мы наделяем события не только причинно-следственной связью, но — привязками ко времени и последствиями.
Неважно, какие это последствия: хорошие или плохие, благородные или аморальные — благородно признавать, что они вообще есть. Это признание помогает каждому отрастить себе душу.
Китс использовал греческий корень, чтобы создать слово «поэзия»: poesis и значит «создавать». Китс указал, что именно создается: душа.
Джером Ротенберг добавил: создавать душу — то же, что создавать мир. Делиться историей — значит создавать душу, или себя, причем этот процесс неотделим от создания мира. Вот почему слушатель жизненно важен! Нельзя рассказать историю в изоляции, в одиночестве. Как в старых легендах о подземном мире: герой возвращается с эликсиром, с чем-то, принадлежавшим зверю, с вещественным доказательством, с победой — или с поражением. Герой возвращается назад, в точку, из которой он выходил.
Зачем ему эликсир? О, это невероятной силы вещь. Эликсир меняет мир, он правит миром, наполняет королевство жизненной силой, приглашает дожди, поднимает урожай — одним словом, возвращает к жизни мёртвое. Герой уходит, герой возвращается: не происходит ничего, кроме воссоединения существования.
Рассказчик наблюдает. В подземном мире он слышит голос мертвых, затем поднимается к небесам и видит мир с высоты птичьего полета, унося домой новую космическую перспективу.
Душа, чьё путешествие наблюдал рассказчик, — его личная душа, и её история совпадает с историей мира. Вот и великое космическое путешествие души: в каждой конкретной жизни отражается вся жизнь целиком. Вот почему мы говорим, что каждая жизнь имеет значение, ведь она откуда-то исходит и куда-то направляется. Вот почему переплавка событий и глубинное лечение начинаются только тогда, когда историю начинают рассказывать.
Никакого лечения нет, пока историю не услышали. В этом проблема нынешних рассказчиков. В стародавние времена люди жили в небольших группах и знали друг друга. Они рождались в этих группах и умирали в них, они знали цену жизни, любой жизни в космическом смысле, когда у всего признают наличие души: у богов, у мертвых, у животных и у людей. Все сосуществуют в рамках одной истории — в те стародавние времена у каждой истории был слушатель.
Даже если человека не принимали в семью — находились соседи, или животные, или боги, или мертвые, его всегда выслушивали. Таким образом упрочнялась связь между душой и миром, в котором историю одного выслушивают и принимают другие.
Перед лицом врага или лицом любовника — человек прошлого стоял со всеми своими историями, всеми своими действиями: всё было известным. Сейчас всё иначе. Возможно, остались исключения — несколько малых неграмотных групп, скрытых в джунглях или в горах, там, куда современные народы еще не проложили тропу, но со временем проложат и туда.
Мы с вами что-то теряем. Истории могли бы наладить связь в семьях, залатать бреши в наших отношениях. В сообществах, если у людей найдется достаточно времени, истории могут стать целителями — и целительными. Но всё чаще историям не рады.
В современном мире наш круг составляют те, кого мы знаем совсем недолго. У нас мало друзей на всю жизнь, соседей, попутчиков. Цена человеческого участия изменилась, что особенно трудно пережить пожилым людям и старикам.
Роберт Батлер говорил о том, как приближение смерти подгоняет человека к воспоминаниям — и к записи этих воспоминаний. Давление — осведомленность о — неминуемой смерти толкает вас взглянуть на жизнь и подвести под ней черту, вывести смысл, вычислить итог. Подобной силой обладают война, иммиграция, геноцид, постоянные переезды с места на место, они заставляют найти слушателя и рассказать о себе.
В конце жизни, когда остается совсем немного времени, вопрос незнакомца «Кто ты такой?» ставит в тупик. Состарившиеся в привычной обстановке и знакомых местах получают то, чего заслуживают. Случается не только удача, но и дрянное здоровье, неудачный брак, гибель детей — чего только не случается. Несмотря на это, люди, жившие по правилам, в конце жизни имеют соратников, признающих их важность. Рядом с ними есть свидетели, понимающие, кто они такие и что совершили за свою жизнь.
Те, кто нарушал правила, отвергал детей, смеялся над богами — тоже получают заслуженное. Репутацию зарабатывают десятилетиями. Если скажешь незнакомцам: «Я был таким» — кто тебе поверит? И если кто-то говорит: «Я был таким», ты сам не понимаешь, что по-настоящему значит быть таким, ты никогда до конца не почувствуешь, в чем он только что признался, что он ел, какие песни пела его бабушка. Что тогда?
Нужно изменить весь невидимый мир. Сдуть пыль, показать, сделать ощутимым, живым, действующим. Пригласить в него других. Пусть слушатель согласится его увидеть.
Рассказывание историй, сторителлинг может стать страстью. Все истории поучительны, но в нашем случае даже важнее их способность убеждать.
Рассказчик становится видимым для своей аудитории. Он выжил! Весь мир развалился, а он живехонек — и вот история о том, через что ему удалось пройти.
История показывает, чем ценно именно это человеческое существо. История говорит, что этого человека стоит увидеть и услышать.
Добавить комментарий